Неточные совпадения
В церкви
была вся Москва, родные и знакомые. И во время обряда обручения, в блестящем освещении церкви, в кругу разряженных женщин, девушек и мужчин в
белых галстуках, фраках и мундирах, не
переставал прилично тихий говор, который преимущественно затевали мужчины, между тем как женщины
были поглощены наблюдением всех подробностей столь всегда затрогивающего их священнодействия.
Показался свет и рука, загородившая огонь. Вера
перестала смотреть, положила голову на подушку и притворилась спящею. Она видела, что это
была Татьяна Марковна, входившая осторожно с ручной лампой. Она спустила с плеч на стул салоп и шла тихо к постели, в
белом капоте, без чепца, как привидение.
Клетчатые панталоны гостя сидели превосходно, но
были опять-таки слишком светлы и как-то слишком узки, как теперь уже
перестали носить, равно как и мягкая
белая пуховая шляпа, которую уже слишком не по сезону притащил с собою гость.
К сумеркам мы возвратились на бивак. Дождь
перестал, и небо очистилось. Взошла луна. На ней ясно и отчетливо видны
были темные места и
белые пятна. Значит, воздух
был чист и прозрачен.
Как на грех, снег
перестал идти, и в
белом сиянии показался молодой месяц. Теперь весь позор гущинского двора
был на виду, а замываньем только размазали по ним деготь. Крикнувший голос принадлежал поденщице Марьке, которая возвращалась с фабрики во главе остальной отпетой команды. Послышался визг, смех, хохот, и в Таисью полетели комья свежего снега.
Минуты три в комнате
были слышны только вздохи и тихий, неровный шепот; даже
белый котенок
перестал колыхать лапкой свое яблочко.
—
Будет ли конец нашей любви! — сказал Юрий,
перестав грести и положив к ней на плечо голову; — нет, нет!.. — она продолжится в вечность, она переживет нашу земную жизнь, и
ели б наши души не
были бессмертны, то она сделала бы их бессмертными; — клянусь тебе, ты одна заменишь мне все другие воспоминанья — дай руку… эта милая рука; — она так
бела, что светит в темноте… смотри, береги же мой перстень, Ольга! — ты не слушаешь? не веришь моим клятвам?
Так и сделали. Часа через полтора Костик ехал с кузнецом на его лошади, а сзади в других санях на лошади Прокудина ехал Вукол и мяукал себе под нос одну из бесконечных русских песенок. Снег
перестал сыпаться, метель улеглась, и светлый месяц, стоя высоко на небе, ярко освещал
белые, холмистые поля гостомльской котловины. Ночь
была морозная и прохватывала до костей. Переднею лошадью правил кузнец Савелий, а Костик лежал, завернувшись в тулуп, и они оба молчали.
Увидев Анну Акимовну, мужики вскочили с мест и из приличия
перестали жевать, хотя у всех
были полные рты; в комнату вошел из кухни повар Степан, в
белом колпаке и с ножом в руке, и поздравил; пришли дворники в валенках и тоже поздравили.
Снег
перестал идти, небо
было чисто; на другой стороне улицы ослепительно
белый сад, окутанный инеем, сверкал под лунным светом.
И на минутку все почувствовали облегчение, когда за Николаем захлопнулись
белые двери его комнаты, но с того момента он
перестал быть гостем, и с этого же момента появилась та странная тревога, которая, разрастаясь, скоро захватила весь дом.
Если сыпать в воду соль и мешать, то соль станет расходиться и так разойдется в воде, что не видать
будет соли; но если сыпать еще и еще соли, то под конец соль уж
перестанет распускаться, а сколько ты ее ни мешай, так и останется
белым порошком в воде.
Булька
перестал чесаться, уложил свою широкую голову с
белыми зубами промеж передних
белых лапок, уложил и язык, как ему надо
было, и смирно лежал подле меня.
Я так
был спокоен, что вскоре
перестал даже смотреть в глаза Марии: Я просто верил им, — это глубже, чем смотреть. Когда нужно
будет, Я их найду, а пока
буду шхуной с опущенными парусами,
буду всем,
буду ничем. Один раз только легонький ветерок колыхнул Мои паруса, да и то ненадолго: когда Мария указала на Тибуртинскую дорогу,
белой ниткой рассекавшую зеленые холмы, и спросила: ездил ли Я по этой дороге?
Ужинали,
пили чай.
Перестали говорить о том, что их разъединяло, и опять явилась сестринская близость. Легли спать в одну постель, — Катю поразило, какое у Веры рваное
белье, — и долго еще тихо разговаривали в темноте.
Полковник Бутович лежал, прислонясь к стене, в сюртуке и
белой жилетке, два ребра
были выворочены. У его ног лежал убитый штабс-лекарь Богоявленский. Далее поручик Панов. Последний лежал ничком в луже крови и хрипел. Один Забелин в забытье карабкался по стене и,
будучи в силах еще держаться на ногах, ничего не видя вокруг себя, весь в ранах, поправляя волосы, не
переставал бранить поселян, которые насмехались над ним, подставляли ему зеркало, предлагая посмотреть на себя.
Тогда, не
переставая петь, крылатые дети полетели высоко за облака и через минуту вернулись снова, ведя за руку высокую женщину в
белой одежде, кроткую и прекрасную, как голубка.